Правила игры Анзора Кавазашвили
Родившись в Батуми, он почти всю карьеру провёл в Москве и смог сделать практически невозможное: сначала навязать великому Льву Яшину конкуренцию за место в воротах национальной команды, а затем и стать его преемником. Поиграл на двух чемпионатах мира, потренировал две африканские сборные, занимал большие посты в федерации футбола и Госкомспорте, а в этом году, пусть и недолго, поработал председателем совета директоров «Анжи».
Досье
Анзор Кавазашвили. Вратарь
Родился 19 июля 1940 года в городе Батуми Грузинской ССР.
Воспитанник батумской ФШМ «Динамо» (первый тренер – Борис Дмитриевич Фролов) и тбилисской СДЮШОР «Динамо».
Выступал за команды: «Динамо» Тбилиси (1957–1959), «Зенит» Ленинград (1960), «Торпедо» Москва (1961–1968), «Спартак» Москва (1969–1971), «Торпедо» Кутаиси (1972), «Спартак» Кострома (1974).
Чемпион СССР 1965 и 1969 годов.
Обладатель Кубка СССР 1968 и 1971 годов.
Лучший вратарь СССР 1965 и 1967 годов.
Шесть раз входил в список 33 лучших футболистов чемпионата СССР: 1964–1967, 1969, 1970.
В составе сборной СССР провёл 29 матчей.
Участник чемпионатов мира 1966 и 1970 годов, чемпионата Европы 1968 года.
Главный тренер команды «Спартак» Кострома (1973–1975), сборной Чада (1976–1977), юношеской сборной РСФСР (1978, 1981–1983), сборной Гвинеи (1985–1986).
Заслуженный мастер спорта СССР. Лауреат ордена Почёта за заслуги в развитии отечественного футбола.
Правила игры Анзора Кавазашвили
Я поначалу центрфорвардом был. В Батуми «Кожаный мяч» проводился – популярнейший у пацанов турнир. Мы и решили команду создать. Майки собрали, выпросили у родителей деньги на кино, а сами купили краску тёмно-коричневую, разожгли во дворе костёр и в большом чане их покрасили. Эмблему придумали – молнию. Как сумели, нарисовали её на груди. Дворовым футболом, в общем, жил.
Спустя какое-то время набор в юношескую команду батумского «Динамо» объявили. Я, естественно, на стадион побежал. Пришёл – народу полно. Мальчишки, которые уже давно в секции занимались, в настоящей форме стоят. Напротив десяток абитуриентов с ноги на ногу переминаются: вратаря у них нет. В репродукторы вопрошают: кто, мол, хочет вакантное место занять? Желающих не находится. Тут и подумал, какая разница, где играть, лишь бы играть. Поднял руку: согласен. А тренером был Борис Фролов – отец известного спартаковского голкипера Игоря Фролова. Взглянул на меня, оценил и дал добро. Отработал в «рамке», помнится, здорово. Нас давили, я же в ноги бросался и мячи намертво забирал.
После матча селекционеры подошли: «Зовут как?» – «Анзор». – «А фамилия?» – «Кавазашвили». «Длинноватая, – улыбаются, – но запомнят её многие. Берём, в воротах будешь стоять». «Да я, – упираюсь, – нападающий центральный». – «В рамке место твоё». Пришлось стать голкипером.
Мне шестнадцать исполнилось, когда у нас дома в Батуми два офицера-кагэбэшника появились и безапелляционно заявили родителям: «Увозим вашего сына в Тбилиси». Мама руками всплеснула: «Да как же он там один жить будет?». «Не бойтесь, – отвечают, – присмотрим».
Научиться хорошо играть в футбол вообще очень нелегко. Это всегда и для всех самая большая трудность. Мешали мне болезни и травмы. А ещё — мой собственный характер.
Поначалу у меня всё складывалось довольно гладко. За полтора года я попал из скромной команды Батумской автотранспортной конторы в тбилисское «Динамо». Тогда же Александр Семёнович Пономарёв пригласил меня в юношескую сборную СССР, которую он в ту пору тренировал. Честно говоря, в какой-то мере мне повезло, играл я не лучше других моих сверстников.
Со сборной Союза (под вывеской московского «Динамо») в Бельгии завоевали первое место. На юношеском турнире в Италии меня признали лучшим вратарём Европы. В общем, пошло-поехало.
В то время я не слишком трезво оценивал свою игру. Нет, это не было зазнайством, но некоторые удачно проведённые игры настраивали меня на беспечный лад. Позднее я понял, что вратарь обязан быть уверен в себе, но никогда не должен быть самоуверен.
Когда в сезоне 1959 года Сергей Котрикадзе получил травму, я занял его место в воротах тбилисского «Динамо». Сергей выздоровел, но тренеры не спешили возвращать меня на скамью запасных. Когда же я заболел, Сергей опять стал играть в основном составе и играл так же здорово, как до травмы. После болезни мне тоже удалось войти в форму. Я был молод, горяч, и хотелось быть в основном составе. Считал, что мы с Сергеем должны играть по очереди. Тогда мне не известна ещё была истина: вратарей надо менять как можно реже, только в крайнем случае. А тренеры эту истину знали. Я же хотел во что бы то ни стало быть первым вратарем. Из-за того и ушёл в «Зенит». К Георгию Жаркову, который в сборной юношей тренировал.
Я поступил сгоряча, как мальчишка, который требует больше, чем может дать. Но ведь известно, как хорошо и долго играл Котрикадзе. Я бы, наверное, годы провёл в запасных. А ведь чтобы хорошо играть, надо играть. Мне всегда было обидно, например, за способного вратаря московского «Динамо» Владимира Беляева, дублёра Яшина. Его дарование не раскрылось полностью только потому, что слишком много времени он провёл в запасе.
В 65-м автозаводцы всех по кочкам несли, чемпионами стали, Морозов и начал меня в главную команду вызывать. Перебрался же я в «Торпедо» из «Зенита». Однажды дома мы чёрно-белым проиграли, но наставнику гостей Виктору Маслову я понравился. Он и сказал Метревели: «Слава, давай ещё одного грузинчика в команду возьмём». Тот, естественно, зацепился и вместе с гонцами ко мне прикатил. А команда, повторяю, блистала. Глухотко, Медакин, Шустиков, Маношин, Воронин, Иванов... Звезда на звезде.
Естественно, написал заявление и после сезона перебрался в столицу. Метревели у вокзала на «членовозе» встретил, домой к себе привёз, где Маслов ждал. Шампанское на столе, водка, коньяк. «Пей», – предлагают. «Да я, – говорю, – рюмки ни разу не пригубил». «Не велика беда. Научим».
Перед стартовым матчем чемпионата мира 1966 года моя фамилия на установке как гром среди ясного неба прозвучала. Не поверил никто, что меня – в ворота, а Яшин в запасе остался. Напряжение-то перед матчем зашкаливало: «тёмную лошадку» жребий подсунул. Ни тактику корейцев мы не знали, ни насколько они техничны. Чтобы подстраховаться, решили с первых минут жёстко каждого прихватить. Фолы, естественно, один за другим посыпались. Тем не менее задумка сработала – 3:0 победили. А на следующий день карикатуры в газетах появились. Мы в боксёрских перчатках, и азиаты с перекошенными от страха физиономиями.
На игру с итальянцами Яшина поставили – я вздохнул с облегчением. Понял: через раз будем ворота защищать, что по всем раскладам устраивало. Ну как же, на равных с Великим держали – значит, счастливый я человек. Отыграл же Лёвушка здорово. 1:0 – победили, все радостные ходили. Потом чилийцев прибили – 2:1. И у меня в этом матче, смешно вспоминать, старенькие, но фартовые отечественные перчатки чуть ли не после первого удара развалились. А тут ещё дождь полил, отскок от коротко постриженной травы стал непредсказуемым. Попробовал в два приёма мяч брать. Сначала скорость гасил, а потом фиксировал намертво. Получилось. Но на мандраже 90 минут провёл, скрывать не стану. Тем не менее всё обошлось.
Яшин везде таскал меня за собой, в один номер селился. Курил он, правда, много, да ещё «Беломор». После чего язвой мучился. Наглотается дыма и содой разведённой запивает. Я как-то попросил соседа не слишком усердствовать: дышать, мол, в комнате нечем. А он: «Прости уж, но не могу. Давай в таком случае порознь жить». Помогал, в общем, Лёва. И в жизни, и на поле. Царство ему небесное.
Однажды дома телефон затрещал: «Коршунов Анатолий из «Спартака». Старостин тебя к нам зовёт». – «Стоять буду?» – «Не беспокойся». Так и оказался у красно-белых. Всех в 69-м громили.
Вратарь, если хотите, одинок. Мы часто читаем в отчётах: «Игрок такой-то забил гол, решивший исход поединка». Но мне не доводилось увидеть фразу: «Вратарь такой-то взял мяч, решивший исход встречи». А ведь если при минимальном счёте, да ещё в конце игры взять «мёртвый» мяч, то сразу же вратарь приносит чистое очко своей команде. Одним броском он способен решить исход матча. А если бросок неудачен, у репортёра всегда найдётся несколько строк, чтобы доказать: «Вратарь своей ошибкой лишил команду победы». И ведь не один только репортёр так считает.
Из всех футболистов у вратаря самый трудный хлеб. Но я никогда не играл на другом месте, и поэтому хлеб этот для меня самый сладкий.
Всегда расстраиваюсь, когда меня критикуют. Обидно, когда ругают несправедливо. Но ещё обиднее, когда не замечают хорошего. Возьмёшь пенальти – и напишут, что нападающий пробил неудачно.
Я вообще не считаю, что пенальти – 99 процентов гола. По-моему, даже меньше 90 процентов. Сосчитайте, сколько Яшину забили пенальти и сколько он взял. Интересно, какой процент получится? Взять мяч, пробитый с пенальти даже не лучшим образом, очень трудно. Поэтому всегда следует похвалить вратаря в таких случаях, а не ругать нападающего.
Иногда интуиция подсказывает: сейчас возьму. А если гол… Значит, интуиция подвела. В общем, хотите верьте, хотите нет, а не боюсь я пенальти. Вот если покажется, что пенальти судья назначил несправедливо, тогда трудно собраться: всё думаешь, зачем он это сделал.
Когда назначают 11-метровый, все футболисты смотрят на тебя с такой мольбой, что ты готов сделать всё, чтобы спасти команду.
Самую точную оценку игре защитников может дать вратарь, которого они защищают. И игру вратаря лучше всего, на мой взгляд, могут оценить защитники. Если им спокойно, значит, вратарь играет прилично.
Если бы я был защитником, мне бы не хотелось иметь за спиной вратаря, не умолкающего ни на секунду. Если непрерывно давать указания, то они теряют ценность. Защитники либо привыкают играть только с подсказкой, либо совсем перестают слушать и тогда могут пропустить нужный совет. В общем, вместо двадцати слов лучше в необходимый момент сказать два.
Мне не нравится, когда после пропущенного гола вратарь и защитники начинают выяснять отношения, обвинять друг друга. Обычно такая полемика приводит к повторению ошибок.
Вратарь не должен заострять своё внимание на ошибке, которую уже не поправишь. Лучше постараться не допустить следующую. И обсуждать их надо в раздевалке, а не на поле.
Поехал главным тренером в кутаисское «Торпедо». Взял из «Спартака» Петрова, Силагадзе, торпедовцев Линёва с Мироновым, из Тбилиси пару ребят переманил, и командочка звёздная получилась. В шести первых турах меньше трёх не забивала. Да и обстановка сложилась великолепная.
Перед игрой с Пермью дверь в раздевалку открылась, и знаменитый динамовец Всеволод Блинков на пороге появился. Я поначалу обрадовался. «Какими судьбами?» – спрашиваю. «Да вот, пригласили». – «И где же работать будете?» – «В команде». – «В какой команде?» – «В «Торпедо», главным тренером». – «Но я же им утверждён». – «Не знаю. Меня горком партии пригласил».
Костромскому «Спартаку» путь в первый дивизион перекрыли. Свердловский «Уралмаш» нам предпочли, хотя мои парни на голову выше играли. Судья вчистую сплавил. Ничего святого-то у многих арбитров за душой не было. Бабы, деньги, деньги, бабы. Одна песня из их уст звучала. Три года в таких условиях проработал. Подумал, чего зря мучаюсь, если всё куплено, и уехал в Чад. Там всё здорово сложилось, со сборной занимался, поигрывал иногда.
Затем в спорткомитет России перебрался. Судей, которые нас душили, сам начал душить. Как альтернативу молодых и честных ребят стал воспитывать. Перед этим, правда, успел ещё гвинейцев потренировать.
При подготовке материала использованы цитаты из интервью Анзора Кавазашвили еженедельнику «Футбол-Хоккей» и газете «Спорт-Экспресс».
Фото: ФК «Спартак»