Правила игры Сергея Юрана
11 июня исполняется 48 лет экс-нападающему сборных СССР и России Сергею Юрану. Один из лучших отечественных форвардов девяностых ярко сверкнул в киевском «Динамо», очень качественно провёл четыре сезона в Португалии, умудрившись выиграть золото и с «Бенфикой» и с «Порту», помог «Спартаку» установить рекорд Лиги чемпионов, который невозможно превзойти (шесть побед в шести матчах групповой стадии), оставил о себе хорошую память в Германии и Австрии. Рано завершив карьеру из-за травм, Юран быстро освоился в роли тренера и уже успел поработать во всех трёх российских лигах и пяти странах ближнего зарубежья.
Досье
Сергей Юран. Нападающий
Родился 11 июня 1969 года в Луганске Украинской ССР.
Воспитанник Луганского высшего училища физической культуры, первый тренер – Владислав Михайлович Продонец.
Выступал за команды: «Заря» Ворошиловград (ныне – Луганск) (1985–1987), «Динамо» Киев (1987–1991), «Бенфика» Лиссабон, Португалия (1991–1994), «Порту» Португалия (1994–1995), «Спартак» Москва (1995, 1999), «Миллуолл» Лондон, Англия (1996), «Фортуна» Дюссельдорф, Германия (1996–1997), «Бохум» Германия (1997–1998), «Штурм» Грац, Австрия (2000–2001).
Чемпион и обладатель Кубка СССР 1990 года. Чемпион Португалии 1994 и 1995 годов, обладатель Кубка Португалии 1993 года. Чемпион России 1999 года.
Лучший бомбардир Кубка европейских чемпионов 1992 года.
В составе сборных СССР/СНГ/России провёл 40 матчей, забил 7 голов.
Участник чемпионата Европы 1992 года и чемпионата мира 1994 года.
Победитель молодёжного чемпионата Европы 1990 года.
Главный тренер клубов «Динамо» Ставрополь (2004–2005), «Диттон» Даугавпилс, Латвия (2006), ТВМК Таллин, Эстония (2006), «Шинник» Ярославль (2006–2008), «Химки» (2008), «Локомотив» Астана, Казахстан (2009), «Симург» Загатала, Азербайджан (2011–2012), «Сибирь» Новосибирск (2012–2013), «Балтика» Калининград (2015), «Мика» Ереван, Армения (2016).
Обладатель Кубка и Суперкубка Эстонии 2006 года.
Мастер спорта международного класса
Правила игры Сергея Юрана
Отец был водителем грузовика, мама работала поваром в школе. Нельзя сказать, что у нас был средний достаток. Перебивались кое-как. Спасал свой огород.
Я, конечно, пытался соскочить. Копать, сажать – это для меня было ужасно. Я убегал и за это иногда получал по заднице. Но всё-таки помогал родителям. Понимал, что это нужно.
До шестого класса я был маленький и худой. А потом стал неимоверно расти. Те, кто знал меня в детстве, удивляются, какой я вымахал…
Ко мне подошёл тренер ворошиловградского спортинтерната Владислав Михайлович Продонец и пригласил к себе. «Забирай, – говорит, – в школе документы и такого-то числа приезжай к нам». Я был в шоке. Как я поеду в интернат? Там ведь ни родных не будет, ни друзей – кошмар… Приехал домой, рассказал всё брату (он старше на восемь лет). А тот взял меня за руку и, ни слова не сказав родителям, отвёл в школу, мы забрали мои документы и поехали в интернат. Когда вернулись домой, я плакал, говорил, что не хочу там оставаться. Мать была на моей стороне, а отец занял нейтральную позицию – ни туда, ни сюда. Ну а брат сказал мне: «Если сбежишь оттуда, я тебе знаешь как надаю…»
Через три дня после того, как меня забрали в «Динамо», за мной приехали представители ЦСКА. Но они опоздали: меня быстренько спрятали и мгновенно призвали. Я числился в Киевском военном округе и играл в динамовском дубле. Тогда в киевском клубе было много перспективных игроков, даже в дубле было два состава. Чем играть за другую команду, считали руководители «Динамо», пусть уж лучше этот футболист в дубле на лавке сидит.
Как только я приехал в Киев – это было в 1986 году – Андрей Баль дал мне кличку «Барс». С тех пор она пристала ко мне.Тренировки проходили каждый день, компания у нас была весёлая. Меня выбрали капитаном, я был доволен. И Киев мне очень понравился: гидропарк, Крещатик, девчонки… Весной и летом по Крещатику такие красавицы гуляют… Надо на шею гипс накладывать, а то голова открутится.
Я был на прощальном матче Блохина в Киеве. И когда после игры увидел слёзы на его глазах, то и сам чуть не заплакал. Мне было всего двадцать лет, но мне казалось, что это я там стою…
По гороскопу я близнец, а близнецам необходима компания. Если я остаюсь один, мне не по себе. Когда ребята разъезжались и я оставался один в общежитии, такая тоска находила… Не знал, что делать.
Мне сломали правую ногу – голеностоп был вывернут на другую сторону… В футбол вернулся чудом. Мне сделали две операции, установили аппарат Илизарова. Лечил профессор Левинец, и я очень ему благодарен. Когда он в первый раз пришёл ко мне, я спросил: «Это надолго?» А он говорит: «Ты не об этом должен спрашивать». – «А о чём?» – «О том, будешь играть в футбол или нет». Я был в панике: у меня там всё разлетелось, нужно было собирать, сращивать, сшивать… Ну, а потом я заново учился ходить…
После того, как мне сломали ногу, я сделал себе щитки на заказ – они защищают ногу сзади. Но иногда бьют так, что пробивают и сквозь щитки. С этим ничего не сделаешь: раз ты сделал себе имя, тебя обязательно будут бить соперники, которые компенсируют своё неумение отобрать мяч ударами по ногам. Я иногда даже говорю: «Ну сколько можно бить сзади? Отбирайте мяч нормально, это вам же на пользу: чему-то научитесь…» Раньше я иногда отвечал на грубость, особенно после того, как мне сломали ногу. Мог взорваться… Один ведь хлеб едим! А потом стал сдержаннее: тому, кто играет в грязный футбол, всё равно ничего не объяснишь.
Через несколько месяцев после того, как восстановился, я снова получил по правой ноге. На сей раз была трещина. Я тогда подумал: может, закончить с футболом, пока не стал инвалидом? Решил подождать до третьего раза. Но потом всё нормально пошло-поехало…
Выходя на поле, я должен был коснуться правой рукой травы и перекреститься. Я верил, что это защищает меня от травм.
Через год, когда я уже начал играть, мы с Илоной поженились. Мне тогда было 19 лет, и я не могу сказать, что, вступив в брак, сразу стал другим – сидел дома и смотрел на жену. Я жил так же, как и прежде. И если у ребят что-то заваривалось, я, естественно, был там. Ну, а когда приходил домой, начинались вопросы: «Где был? С кем?» И так далее. В августе девяносто первого мы приехали в Португалию, а после Нового года развелись.
Решение по переходу в «Бенфику» приняли за меня. Я не мог его обсуждать. В те времена руководство клуба решало, куда тебе ехать. Была боязнь, но я понимал, что для меня это лучший вариант. К тому же в жизни надо всё попробовать.
В аэропорту было множество журналистов, болельщики, руководители «Бенфики»… Стояла дикая жара, я, весь в поту, смотрю вокруг широко раскрытыми глазами, переводчик о чём-то меня спрашивает, а я невпопад отвечаю. Приехали куда-то на приём, я сел и думаю: «Вот попал…» Вспоминаю тот день, как кошмарный сон: вроде бы сознаёшь, что происходит, и в то же время всё делается само собой, помимо твоей воли. На следующий день приносят газеты – там пять спортивных газет – и во всех мои фотографии. Я был потрясён…
Я не спрашивал, сколько мне будут платить. А когда мне назвали сумму, только головой кивнул: всё вроде нормально. Советские футболисты уезжали за очень небольшие деньги. Мы многого не знали, а нам ничего и не рассказывали. Клубы договаривались между собой, а футболист шёл прицепом к этому соглашению.
Мне дали какого-то профессора. Я позанимался с ним пару раз и отказался: не могу целый час сидеть и что-то долбить. Язык выучил в процессе общения: сидишь, скажем, на ужине, тебе протягивают вилку и говорят, как она называется по-португальски…
На мою первую тренировку пришло много болельщиков. «Бенфика» для них – это команда, за которую они готовы умереть. Попав в эту атмосферу, я понял, что здесь нужно будет, как роботу, отрабатывать каждую игру на пределе возможного. Если не будет получаться, придётся перебарывать себя, чтобы хоть как-то, но получилось.
Португальский футбол напоминает грузинский: все немножко играют на себя, и публике это нравится. Нападающий может обыграть пару соперников, потом вернуться назад и начать снова обводить их, вызывая аплодисменты на трибунах. Я же считал, что надо играть в футбол, а не на публику, и не понимал, почему мне не отдают пас, хотя я нахожусь в хорошей позиции и даже могу забить гол.
В конце концов я сказал себе: постой, Сергей, здесь другой футбол. И резко перестроился. У меня всё стало довольно неплохо получаться. Я мог, забрав мяч, обыграть двоих, пронестись на скорости и пробить по воротам. Мою манеру зрители связали с политическими событиями в нашей стране: после путча мне дали прозвище «Русский танк».
Нас с Кульковым приглашал швед Эрикссон, который тогда был тренером «Бенфики». Потом пришёл португалец Жорже: он был настроен против иностранцев. Нам говорили, что мы, легионеры, отбираем хлеб у здешних игроков. Меня, конечно, задевало, когда нужно было уступать своё место игроку, который был явно слабее, чем я. Со мной, правда, такое случалось редко, поскольку я, как говорится, был любимцем публики и закопать меня было трудно. Кулькову же чаще приходилось пропускать игры. Когда приехал Мостовой, ему дали сыграть всего один матч, а потом сразу убрали… Мы должны были всё время доказывать, что имеем право играть в основном составе, а для этого необходимо было в каждой встрече демонстрировать что-то сверхъестественное.
Как-то вечером, на ужине в ресторане, я встретил знакомого журналиста, который сказал мне, что погиб Руй Филипе. Это классный футболист, который играл в «Порту» под нападающими. Я зашёл к Кулькову и сказал: давай съездим, проводим его. Во время похорон президент «Порту» подошёл к нам, поблагодарил за то, что приехали, и спросил, как наши дела. Мы сказали, что у нас заканчиваются контракты с «Бенфикой». Вскоре после этого разговора мы и ушли в «Порту».
Выступая за «Бенфику», мы с Кульковым стали чемпионами страны. Затем, в «Порту», снова первенствовали в национальном чемпионате и даже вошли в историю, потому что до этого никто из иностранцев не становился два раза подряд чемпионом Португалии, выступая в разных клубах.
Когда я играл в Киеве, там всё делалось по приказу Лобановского. В «Бенфике» же я с удивлением ощутил, что меня никто ни в чём не ограничивает. Вечером в кафе кто-то из ребят взял себе стакан вина, кто-то закурил, а тренеры, которые сидели здесь же, словно бы ничего и не заметили. Живи как знаешь. Всё можно. Запрещается только одно: давать себе поблажки в игре.
В Москве я мог оказаться ещё в 1990 году, даже написал заявление в «Спартак», но когда приехал в Киев, на меня начали так давить, даже со стороны правительства, что я не был уверен, останусь ли вообще в футболе.
Я не знаю, что и где про меня говорили, – но, когда поступило предложение из сборной России, я принял его с единственным пожеланием – чтобы мне в Москве помогли подыскать квартиру. Приличную квартиру, которую я мог бы купить и перевезти туда родителей из Луганска. Я никого не просил ничего мне давать или выделять. Но у меня нет физической возможности работать в Лиссабоне и одновременно заниматься поисками квартиры в Москве. Поэтому я и попросил руководство сборной и федерации мне в этом вопросе помочь. По-моему, это вполне нормально.
Самая большая моя ошибка – это то, что я поехал на чемпионат мира 1994 года. Я тогда если не предал, то сильно подвёл ребят, с которыми подписывал известное письмо. Надо было до конца идти вместе. Потом мы не раз всё это обсуждали, и у меня сегодня нормальные отношения с теми, кто не поехал в Америку. Но неприятный осадок всё же остаётся. Для меня это очень памятный урок.
Мне кое-кто пытался объяснить, как надо себя за границей вести. Но что мне было за дело до каких-то ошибок, например, земляка моего луганского Заварова, если фамилия моя – Юран и играю я в Португалии? К вам игрок приехал – вы и принимайте его, как есть. Но при ближайшем рассмотрении всё оказалось не так просто.
Приехал Серёга Щербаков и одно время у меня жил. И, как и я поначалу, увидел, что жизнь здесь – сплошной непрекращающийся отдых. И очень быстро я узнал в нём себя – ведь сам я точно так же отдыхал поначалу. Это первый признак родственного узнавания. А второй – сколько бы я ему ни твердил, что тут не Донецк — всё это бесполезно ровно до тех пор, пока он сам не обожжётся. Точно так же, как я.
Я благодарен судьбе за то, что так быстро сумел повзрослеть. В наших условиях процесс этот, боюсь, здорово бы затянулся. В Португалии же пошёл хоть и болезненно, зато резво. А футбол – он хоть и везде разный, но в сущности один. Только в каждой игре – слегка новый.
Я иногда вспоминаю себя в прошлом и начинаю сомневаться – а я ли, собственно, это был? Оказывается всё же, что я. Вернуть всё назад – очень многое делал бы совсем по-другому. Но раз уж нельзя – буду смотреть вперёд. Главное – это, как мне кажется, не думать, что ты уже всего достиг.
Все почему-то уверены, что я считаю себя суперзвездой и ко мне нельзя даже подойти, чтобы задать вопрос. Как возникло такое мнение? Почему люди вбивают себе это в голову? Не могу понять…
При подготовке материала использованы цитаты из интервью Сергея Юрана газете «Спорт-Экспресс».
Фото: «Футбол в СССР», dynamo.kiev.ua